Дети могут появляться в семье разными способами. В том числе при помощи суррогатного материнства.
В Беларуси такая возможность официально появилась 6 лет назад – сначала в виде статьи Кодекса о семье и браке, а в прошлом году был принят закон о вспомогательных репродуктивных технологиях. В Беларуси официально за это время заключено лишь около 90 договоров. В том числе в прошлом году 21, из них 14 – в Минске.
Марина попросила не показывать своего лица и изменить голос. Дело в том, что её родной отец прекрасно знает, что она дважды мама. Но не знает, что ещё дважды – мама суррогатная. Много лет назад Марина случайно прочла в газете статью о таких женщинах. Темой заинтересовалась скорее как юрист. Она до сих пор не может понять, зачем именно тогда позвонила в агентство по подбору сурмам. Хотела спросить что-то у директора, а в итоге сама услышала вопрос: не хотите попробовать?
Марина, суррогатная мама: «Вопрос поставил в тупик. Хотя, наверное, размышляла я не очень долго. У меня так получилось, что мои беременности и роды прошли не просто легко, а идеально. Я великолепно отхаживала беременности, в какие-то моменты даже не обращая внимания, что я беременна. Ни токсикозов, ни отёков, ни усталости. Это было на том уровне, как поднести незнакомой бабушке тяжёлую сумку, если мне по дороге. Т.е. если мне, допустим, в другую сторону, я ещё 5 раз подумаю, есть ли у меня время и желание. А это было то, что мне сделать несложно».
Её историю сложно понять. Финансовый фактор, который обычно является основным, здесь занял второстепенное место. У неё не одна квартира, машина и очень хороший для Беларуси заработок. Поэтому когда директор агентства предложила ей помочь семье инвалидов, она сразу согласилась на минимальную сумму.
Марина, суррогатная мама: «Она говорит, что у них очень непростая ситуация, было много своих попыток ЭКО, ничего не получается, и для них я последний шанс. Меня поразило в этой ситуации то, насколько мужчина поддерживал жену, а жена при этом была очень подавлена психологически. Видно было, что человек не просто переживает, а что для него это глубокая внутренняя трагедия».
В тот раз всё прошло на удивление легко. Эмбрион прижился с первой подсадки. И в положенный срок Марина осчастливила семью Александра и Ирины абсолютно здоровым мальчиком. Сложно поверить, но через пару лет всё повторилось – и мальчиков стало двое. И они знакомы с детьми Марины. При первой беременности её сын был слишком мал и не задавал неудобных вопросов, дочь же, говорит, из тех детей, которые принимают поступки родителей как факт. Уже будучи беременной вторым чужим ребёнком, она объяснила это своим детям просто: Сене нужен братик.
Марина, суррогатная мама: «С ребёнком нужно разговаривать. Нужно слушать классическую музыку. Но если разговариваешь со своим, говоришь – ты моя лапушка, солнышко, как я тебя люблю, то здесь просто было – тебя так ждут, ты такой долгожданный, тебя так хотят, тебя будут так любить! То есть и разговор даже шёл в третьем лице. Не возникло привязанности. Мне интересно следить за этими детьми сейчас, за их судьбой, развитием, но это интерес, как если бы у кого-то из моих родственников были бы дети в моём населённом пункте. Кажется мне, с тем же самым интересом было бы за ними наблюдать. В третий раз стать сурмамой не соглашусь. У меня получилась проблемной последняя беременность. Поэтому я не готова к тому, чтобы рисковать в третий раз… не для себя».
Тех, кто готов рискнуть, в общем-то, немало. Но и не так уж много. Суррогатные мамы в стране исчисляются десятками, но никак не сотнями. С 2006 года, когда в Кодексе о браке и семье появилось понятие «суррогатное материнство», было заключено не больше сотни подобных договоров. Сколько детей рождено от суррогатных мам, Белстат не считает, а тем временем юристы и экономисты, продавцы и воспитатели детсадов продолжают звонить в агентства по поиску мамы напрокат. Прельщают обычно, конечно, деньги: гонорар сурмамы – примерно 15 тысяч долларов. При этом из 50 позвонивших после отбора психологом и этапа медобследований остаётся максимум 2-3. Сурмам всегда было мало, а с принятием 2 года назад закона о вспомогательных репродуктивных технологиях найти их стало ещё сложнее.
Оксана Колесень, директор агентства «Сурконсалт»: «Что мы имели в 2006 году? Сурмама не была ограничена возрастом и статусом брака. Сейчас сурмама ограничена возрастом – до 35 лет, имеющая своих здоровых детей, не судима, не привлекалась к уголовной ответственности и обязательно состоящая в браке. Это усложняет проблему. По той простой причине, что у нас очень много женщин, которые не состоят в браке. Живут в гражданском браке и брак заключать не собираются. Понятно, круг сурмам сужается».
Спрос на услугу со стороны генетических родителей только растёт – за последние годы на 30-40%. Потому и базы данных суррогатных мам в Беларуси фактически не существует – все адекватные, как бы жёстко ни звучало, разлетаются словно горячие пирожки. Ведь обращаются в агентства и иностранцы. Суррогатное материнство запрещено во многих европейских – и не только – странах. В той же Франции, Германии, Норвегии, Швеции, Австралии выносить чужого ребёнка за деньги не получится. Разрешено это в Великобритании, Финляндии, Голландии, некоторых штатах США, России, Украине, Индии, Казахстане и ЮАР. Где-то, например в Греции или Бельгии, такое материнство вовсе не регулируется законом. Но Оксана убеждена, что лишать людей шанса получить своего ребёнка – просто кощунство.
Оксана Колесень, директор агентства «Сурконсалт»: «Вообще все ситуации похожи – детей нет, 20 лет ходят в центры, по 5-6 тысяч долларов за ЭКО, а всё не получается, плюс анализы, плюс УЗИ… И вот они ходят годами, представьте! Это ж ещё надо эти деньги зарабатывать когда-то. Эти люди даже не думают, надо – не надо. Это последний шанс, когда удалена матка – ну как можно забеременеть и родить! Да никак! Это единственный способ».
Использовать последний шанс часто приезжают в Беларусь и россияне. Ведь по закону в соседней стране суррогатная мама считается всё-таки мамой и может претендовать на ребёнка. Дальше – суды и разбирательства. В Беларуси права генетических родителей на малыша закреплены законодательно – уже в роддоме они получают справку о рождении, в которой вписаны как мать и отец. То есть суррогатная мама – просто нанятый работник без всяких прав на младенца. Россиян это устраивает, а белорусок устраивает, что в их законе нет пункта об обязательном замужестве. В итоге парадокс.
Собрать целую кипу анализов уже непросто, но получить нотариальное согласие мужа на суррогатную беременность куда сложнее. Депутат Светлана Шилова занималась законопроектом о вспомогательных репродуктивных технологиях пять лет. Говорит, что не может никому запретить ехать в Россию за деньгами, но сурмама обязательно должна иметь детей и быть замужем. Ведь кто позаботится о её личном ребенке в случае, например, если роды, не дай Бог, закончатся смертью?
Светлана Шилова, депутат: «В моей практике было два случая сурматеринства, когда молодая девочка рожала ребёночка для своей двоюродной сестры, но у неё не было своих детей. Была страшная психологическая ломка у этой девочки, которая родила. Она не могла его отдать. Это просто нужно видеть со стороны. Вторая ситуация была, когда у женщины было двое своих детей и они решили с мужем вступить в программу сурматеринства. Это было ещё до принятия закона. Естественно, многоплодная беременность имеет определённые осложнения, которые могут закончиться, например, кровотечением. В данной ситуации у женщины было массивное кровотечение, когда врачи спасали её жизнь. Уже речь шла только о её жизни».
Вопрос риска, как и любой другой, – вопрос, прежде всего, выбора. Екатерина сделала его в пользу суррогатного материнства. Имея свою 8-летнюю дочь, она родила ещё одну бесплодной паре. Но идеальной получилась только вторая беременность. Первая закончилась выкидышем на 20 неделе. И это был тот уникальный случай, когда трагедию потери переживали сразу две семьи и две женщины. Одна психологически, другая физически. Но Катя ни о чём не жалеет. За 10 тысяч долларов, которые, в общем-то, были для неё некритичны, она помогла женщине без матки – т.е. без единого шанса стать настоящей мамой.
Катя, суррогатная мама: «Я вижу сейчас фото девочки в соцсетях, но никаких чувств не возникает. И если сейчас меня спросят, сколько у тебя детей, сколько было родов, то у меня один ребёнок и одни роды. У меня такое чувство, что даже не было этого в моей жизни, настолько всё это стёрлось, что я сама себе удивляюсь. Я сейчас много сталкиваюсь с ситуациями, когда женщины просто не хотят – у них и матка, и придатки, они просто много раз пробовали, но у них не получается например. Надоело ей принимать эти гормоны, без конца ходить в клинику… Поэтому если будет острая ситуация, когда женщине реально нужно будет помочь, я пойду на это ещё раз, честно вам скажу.
80-90% сурмам – это одинокие незамужние женщины, у которых, как бы они ни лукавили, на первом месте финансовый аспект – надо строить жильё, ребёнка учить. Замужняя женщина, как правило, более-менее обеспечена. Это во-первых. Во-вторых, как правило, муж не даст на это добро, он скажет – это моё, я тебе сейчас всё сам сделаю.
Любой закон можно обойти. Все сурмамы сейчас будут заключать фиктивные браки и будут всё равно, если кто-то хочет, рожать. Да, я хочу ещё своих детей. Ещё вот родим кому-нибудь, а потом себе!..»
Ребёнок, рождённый Катей, обошёлся родителям в сумму около 50 тысяч долларов. Сюда входят гонорары матери и агентству, расходы на содержание во время беременности и процедуры ЭКО. Ведь эмбрион генетических мамы и папы может прижиться в теле мамы суррогатной далеко не всегда с первого раза. Сегодня в Беларуси этим занимаются всего 4 клиники, притом что по статистике бесплодны в стране 15-18% супружеских пар.
99% бесплодных пар начинают с лечения, потом могут перейти на этап экстракорпорального оплодотворения генетической мамы. И только если вторая, третья, четвёртая попытки заканчиваются неудачей, люди идут искать ту, что выносит их малыша. Настя и Дима детей хотели всегда. Но не получалось. Обследование показало почему.
Настя и Дима: «Врач отправил в «Мать и дитя», и в этом центре нам поставили диагноз «мужское и женское бесплодие». Изначально наша врач пыталась лекарствами, обследованиями… Анализов было много сделано, в итоге она нам предложила искусственное оплодотворение. На приёме была я, придя к мужу, говорю: вот мне дали договор на искусственное оплодотворение, я была в шоке, в растерянности, муж сказал однозначно «нет».
Настя расстроенная была, не хотелось бы, чтобы вмешательство было. Мы боролись уже год-полтора, не хотелось бросать всё это дело, тем более Настя очень близка к костёлу, она у нас католик, я православный. Попробовали через костёл…»
На вопрос Димы и Насти об ЭКО ксёндз в костёле тоже сказал однозначное «нет». Молиться и просить у Бога. Что, собственно, молодые люди и делали. Медициной это не объяснишь – Милане уже 7 месяцев, Настя родила её сама, а забеременела – можно верить, можно нет – естественным путём, именно тогда, когда врачи предложили пойти на ЭКО.
Настя: «Наша врач обрадовалась и сказала, что мы, конечно, сделали всё, что могли, но даже она показала наверх и сказала, что это только Бог мог сотворить».
Позиция и православной, и католической церквей по поводу суррогатного материнства в общем-то едина – нельзя. Во-первых, во время ЭКО убивается минимум с десяток эмбрионов, которые, с точки зрения священнослужителей, уже люди, живые души. А во-вторых, на проблему рождения ребёнка здесь советуют смотреть комплексно. Подумать почему: раньше жили аморально, использовали контрацептивы или делали аборты, а сейчас захотелось ребёнка. Кажется категорично, но здесь верят – Бог дал человеку право выбора. Но и выбор Бога тоже нужно принимать.
Рассматривать суррогатное материнство как помощь или как медвежью услугу – церковь и репродуктологи к единой позиции ещё не пришли и вряд ли скоро придут. Одни убеждены, что это бизнес, другие – что последний шанс. При этом в том же Риме около 15 клиник, занимающихся ЭКО, в Москве их – 40. Многие рядом с Храмом Христа Спасителя. Пожалуй, единственное, в чём две стороны сейчас сходятся, так это в том, чтобы в идеале мама и вправду рожала сама.
Ей 64, ему 37. Она 11 лет назад заморозила свои яйцеклетки. В итоге суррогатная мама смогла родить звёздной паре двойняшек. Чья в эмбрионе была яйцеклетка на самом деле, по сути, уже не важно, и это личное дело Аллы Борисовны и Максима Галкина – как и сотен других пар, мечтающих о детях. Каждому своё. Кто-то и вовсе выбирает куклу…
Юлия Дашковская, мастер по реборнингу (Киев): «Цвет кожи, побольше красноты, меньше красноты, не диатезную, цвет чистой кожи здорового ребёнка. И, как правило, цвет волос и цвет глаз выбирают. Больше заказывают девочек. Не знаю, с чем это связано, но я из 50 кукол мальчика 3 или 4 раза делала».
Юля одна из первых в Украине, кто делает реборнов – кукол, идеально похожих на живых детей. 400 долларов – и с таким малышом можно гулять, покупать ему одежду и даже укладывать спать. Как отдельный вид искусства реборны – или «заново рождённые» – появились в США в начале 90-х. Сегодня в мире можно найти женщин, которые ухаживают за пятью такими куклами одновременно. По разным причинам. Для одних виниловый ребёнок – дань моде, для других – спасение после психологической травмы. Например, потери настоящего ребёнка.
По версии психологов, если блоки и существуют, то в голове. И разбираться нужно, прежде всего, там. В том числе и с проблемой отсутствия детей. В том числе если люди стоят перед выбором – искать суррогатную маму или нет.
Во время подготовки этого репортажа наши корреспонденты услышали настолько разные точки зрения, что это лишь доказывает, насколько остра и многопланова тема суррогатного материнства. Насколько нужная и важная, настолько же кому-то непонятная и запретная. Психологи убеждены в том, что проблема отсутствия детей психологическая, церковь – что духовная, врачи – медицинская. Но что лучше – молиться, продолжать делать ЭКО, взять ребёнка из детдома или искать суррогатную маму – вопрос, на который сколько бы ни давали точных ответов, всё равно будет не по-детски риторическим.
Подробности – в видеосюжете нашего корреспондента
Подписывайтесь на нас в Telegram