Эта неделя прошла под знаком памяти Хатынской трагедии. Звучала эта тема и в Гатово во время общения Президента с заводчанами, но уже в контексте современных вызовов. Пандемия и связанные с ней экономические потрясения, ситуация внутри и вокруг нас – давление, санкции, а иногда и откровенные угрозы, провокации в нашу сторону. В информационной лавине негатива людям, далеким от мировых политических интриг, сложно сохранять оптимизм. И логичный вопрос – что дальше? Хватит ли у Беларуси запаса прочности? Но ведь не зря говорят, всё – даже трудности – познаётся в сравнении. Помнить! Чтобы никогда больше подобное не повторилось. Чтобы белорусским матерям не пришлось своим телом закрывать детей от огня и от пуль. Потому что это страшно. А еще страшнее, что у поколения, выросшего на голливудских боевиках и спецэффектах, фотографии и кадры военной кинохроники уже не вызывают шока и даже осознания, что это всё было реально.
Хатынь. Рана, которая зарубцевалась, но все так же болит. Самое страшное напоминание о войне. Здесь время словно остановилось. Огонь войны опалил всю Беларусь – больше девяти тысяч сожженных деревень, 628 – вместе с мирными жителями. Но именно здесь самая сильная концентрация горя и боли. И, кажется, даже колокола плачут. Плачут и люди. Преклонить колено у Вечного огня для большинства – не просто традиция, а святой долг. Со времени Хатынской трагедии прошло 78 лет, но боль не прошла. И, наверное, не должна проходить. Пока мы чувствуем, мы помним. И молимся. Все вместе. Чтобы не только почтить память погибших, но и защитить правду о той войне. О миллионах жертв, о каждом третьем, кого потеряла страна и кто не покорился захватчикам, чтобы рассказать потомкам историю без прикрас. Правду о той войне. О том, как люди гибли не только в окопах, о том, что оккупанты создали в Беларуси более 250 «фабрик смерти».
В 1943-м Анна Довнар стала сиротой. В пять лет. Сейчас ей 83. Она не может сдержать слёз, но рассказывает свою историю, потому что уверена: об этом нужно говорить и показывать. О потерях, детдоме. Траурный митинг-реквием в «Хатыни» она смотрела по телевизору.
Своих родителей, бабушку, дедушку и старшую сестру она помнит только по старым снимкам, которые прислали родственники. Её не сожгли заживо, но она попала в 1944-м в Озаричи. Люди на болоте, обречённые на смерть. Там не было корпусов и отдельных душегубок. Умирали под открытым небом.
Анна Довнар, узница концлагеря Озаричи: «Я так кричала, что мне люди рот руками закрыли. Это страшно было. И потом уже в марте было освобождение, и нас вели по тропочке, потому что было все заминировано. Специально немцы заражали тифом, когда освобождала наша армия Батова, там половина солдат полегли – заразились».
Они были и остаются героями-победителями. Но уже не для всех. Чем больше времени отделяет нас от войны и Великой победы, тем более размытыми становятся границы между исторической правдой и ложью. А ведь когда-то была четкая линия. Наступление на историческую правду началось не вчера. Но ещё недавно нам казалось, что Беларуси это не коснется. Но сегодня и наше сознание пытаются переформатировать. Не замечать этого в реальном и виртуальном мире – не меньшее преступление, чем оправдание нацистских пособников. Но как противостоять опасной тенденции? Чтобы никогда больше…
Пройдёт время – и новое поколение белорусов уже не услышит эти истории из первых уст. Ведь уже сейчас многие школьники и студенты цифровым источникам доверяют больше, чем очевидцам, историкам, учителям или родителям. Проблема, требующая незамедлительного решения, пока не поздно. Фальшивы образы, псевдогерои. Современная информационная война идет за умы. Только вот знают ли те, кто рисует свастику на заборе или таблички с надписями «гетто» на немецком, в каких нечеловеческих условиях находились узники этих лагерей? Или сколько раз у ребёнка можно взять кровь? Нацисты брали два раза. До третьего дети уже не доживали.
Ирина Непевная – педагог. Она собирает и бережно хранит вот уже 15 лет историю Скобровки – донорского лагеря. Даже смерти нацисты давали классификацию.
Детей свезли со всего Полесья. Из Петриковского района забрали подростком, отняли у матери и Ольгу Клименко. Сейчас ей 92 года. Но помнит все до мелочей, словно это было вчера.
Ольга Клименко, узница донорского лагеря Скобровка: «Схватили, мать плачет, а он тянет, немец из этой деревни, и говорит: "К доктору!" А своё дитя не отдал к доктору».
Ирина Непевная, заместитель директора по воспитательной работе ГУО «Ананичский учебно-педагогический комплекс детский сад-средняя школа»: «Поражает само слово "война" – и "дети". Это два слова несовместимых. Дети, которые были донорами, у которых брали кровь. Это самое страшное злодеяние, совершённое нацистами за годы войны. Память об этом должна быть. Поэтому нужно хотя бы говорить, что в нашей стране неонацизм не поднял голову».
Она пережила и плен, и «Хорольскую яму». Сейчас Анне Будовской – 104 года. И она снова готова сражаться, на этот раз – за правду о войне. Защитить прошлое ради будущего. Чтобы ветераны могли с достоинством носить свои награды, а их потомки с гордостью рассказывать о подвигах предков. Любые посягательства на правду в Беларуси будут пресекать на законодательном уровне. Соответствующий законопроект уже внесен в парламент, его рассмотрят на ближайшей сессии весной.
Но как получилось, что мы вообще об этом говорим – об угрозе возрождения нацизма и недопустимости этого? Как и с чьей подачи нацистские символы стали едва ли не частью своего рода субкультуры?? Ответ на это вопрос пытаются найти не только в Беларуси, но и в соседней России.
Вячеслав Никонов, председатель комитета Государственной думы Федерального собрания Российской Федерации: «Все, кто хочет нас опустить, кто хочет нам зла, лишает нас памяти, уверенности в себе, пытается посеять в нас комплекс неполноценности. А у нас должен быть комплекс сверхполноценности в связи с тем, что сделано нашими предками во время Великой Отечественной войны. Естественно, хамское отношение к ветеранам сейчас криминализировано в российском законодательстве. Потому что это нелюди, которым надо давать отпор».
Это западные ворота Витебска. С сентября 1941-го по май 1944-го на бывшей территории пятого железнодорожного полка был концлагерь. Сначала для военнопленных, а потом и мирных жителей. 80 тысяч жертв нацизма. В этом году мемориал обновили – появилась карта области в годы Великой Отечественной войны. Отмечены тюрьмы, гетто, концентрационные и рабочие лагеря. В Красном берегу у детей там тоже брали кровь, а потом сжигали. Две тысячи мальчиков и девочек, которые никогда не сели за школьные парты и у которых не было своих детей. А те, кто вопреки всему выжил, помнит родителей только по фотографиям.
Анна Довнар после детдома поступила в ремесленное училище в Бресте. Всю жизнь трудилась – работала на фабрике и в швейном ателье в Минске. У неё не только золотые руки, но и прекрасный голос. Некогда малолетние узники фашистских концлагерей объединили свои «Судьбы» – так называется хор. Его участники поют песни Победы. И говорят правду о нацизме. Главное – их услышать. И помнить. Пока не поздно. Мы – наследники победителей, и мы просто не имеем права позволить обесценить их подвиг. Как бы кто ни пытался.
Подписывайтесь на нас в Telegram