Приговор или диагноз?

Об этом так называемом пограничном состоянии написано много книг, а телесериалы просто изобилуют героями, которые годами находятся между небом и землёй, а потом в один миг могут очнуться и вернуться к родным и близким.
Приговор или диагноз?

Мы решили поговорить о тех наших согражданах, кого настигла беда, имя которой – кома. Об этом так называемом пограничном состоянии написано много книг, а телесериалы просто изобилуют героями, которые годами находятся между небом и землёй, а потом в один миг могут очнуться и вернуться к родным и близким.

В здравом уме и твёрдой памяти… Они, оказывается, всё видели и слышали, только вот сказать не могли...

К слову, на этой неделе признаки жизни стал подавать знаменитый автогонщик Михаэль Шумахер. В состоянии комы он оказался несколько месяцев назад после ушиба при падении с горнолыжного спуска.

Увы, подобные кадры, как правило, вызывают у медиков грустную улыбку. Официальная медицина считает, что многие из впавших в кому, выражаясь врачебным языком, не имеют реабилитационной перспективы. А редкие чудесные исцеления только подтверждают общее правило.

Между тем вся тяжесть ухода и борьбы с неизвестностью ложится на плечи родственников, многие из которых до последнего верят в возвращение… и возможности медицины – традиционной или не очень.

Так проходит каждый её день. Раз в полтора два часа Любовь Даниловна переворачивает Олю с боку на бок, чтобы не появились пролежни, и санирует рот и носоглотку. 10 октября 2012 года девушка так и не пришла в себя после операции по изменению прикуса. Почему сразу после операции у Ольги наступила гипоксия, так и не выяснили. Но последовавшая за этим клиническая смерть и кома навсегда изменили жизнь не только девушки, но и её матери… 72-летняя Любовь Даниловна показывает нам целую кипу бумаг. Всё это запросы и ответы из зарубежных клиник.

Любовь Сукора, мать Ольги Сукоры: «Для лечения выделения ранней реабилитации – ну, а у нас же уже второй год – требуется 1050 евро в день плюс дополнительное. Клиники Аленсбах, это Германия… В Падуе, в Италии, есть структура для людей, находящихся в вегетативном состоянии, информацию можно получить на сайте, ну, у меня Интернета нет.. Я просила дочку, чтобы зашла на сайт, но она по-итальянски не понимает… Мы обратились уже где-то в восемь клиник, они не отказали, надо просто дополнительное исследование, а мы лежим дома без никаких исследований уже с 12 июля. Это, наверное, 7 месяцев будет».

Клиникам за границей нужны результаты магнитно-резонансной и компьютерной томографии. В районной больнице, терапевт из которой раз в неделю приходит на осмотр к Оле, такого оборудования нет. Есть в областной больнице и во многих других, но получить туда направление Любовь Даниловна с Ольгой не могут до сих пор. Почему? Этот вопрос мы хотели адресовать непосредственно терапевту. Разговаривать с нами она согласилась, однако её руководство отправило нас за разрешением на интервью в управление здравоохранения Миноблисполкома. Там же, рассмотрев наш официальный запрос, решили – цитата – «возразить против поднятия этой темы. По морально-этическим соображениям». Выходит, чиновникам от медицины виднее, чем кому бы то ни было, что моральнее и этичнее помалкивать о конкретной проблеме, чем говорить о том, как её необходимо решать.

Кома заканчивается тремя вариантами: смерть мозга, выход в полное сознание или переход в вегетативное состояние. При последнем больной самостоятельно дышит и, бывает, даже моргает. Но не фиксирует взгляд. Если в таком состоянии он пребывает от 3 месяцев до полугода, а прогресса нет, – это уже длительный статус. О таких говорят – «с низким реабилитационным потенциалом». Мол, лечить здесь уже нечего, остаётся только ухаживать. С этого момента родственники пациента – если они есть, конечно, – остаются со своей бедой наедине.

На сегодняшний день в Беларуси, как, впрочем, и в России, нет ни одного реабилитационного центра для людей в вегетативном состоянии. Ведь кома – это критическая угроза жизни; и такого больного из реанимации никуда не переведут. Но если спустя время у него восстанавливается нормальное дыхание и кровообращение, его можно отправить домой. Во всём мире тяжесть комы оценивают по шкале Глазго – уровень сознания, речевой ответ и двигательная реакция. Грубо говоря, именно этот суммарный балл позволяет поставить на человеке крест или дать ему шанс.

Сергей Лихачёв, главный невролог Минздрава Беларуси: «Но беда не в этом, беда в том, что на самом деле через какое-то время, когда наступают некоторые улучшения и у человека просыпаются некоторые рефлексы, он может даже отвечать совершенно односложным способом, хотя может и не отвечать, он дышит, он ест, у него нормальные физиологические отправления, но при этом он на самом деле никаким образом не реагирует на события, как человек. Это так называемое вегетативное состояние, или апполическая кома, если вы хотите иметь слово «кома». Это то состояние, когда человек живёт на подкорке и кора во время вот этих всех болезненных явлений умирает, а ствол мозга живёт, который определяет жизненно важные функции – дыхание, поддержание кровообращения и т.д. Все надеются на чудеса, но с другой стороны, если мозг умер – чудес не бывает».

Кора головного мозга отвечает за высшие функции – память, интеллект, внимание. Только как объяснить родственникам, что их близкий человек уже никогда не будет прежним. И ведь врачей понять тоже можно – один день пребывания такого пациента в реанимации или в отделении обходится очень дорого. И на его месте мог бы лежать кто-то, кого можно вернуть к нормальной жизни. Поэтому с такими пациентами врачи рано или поздно вынуждены прощаться. А дальше… другая жизнь. Раз в неделю к Ольге приходит реабилитолог и делает массаж. Но делать его нужно ежедневно. Девушке дают всё те же таблетки, что и год назад, только в двойной дозе. Всё остальное не изменилось. И всё это – на плечах матери. Которая умоляет дать её дочери хоть какой-то шанс…

Любовь Сукора, мать Ольги Сукоры: «Необходимо обследование состояния её здоровья, уменьшить её мучения, когда выходят камни, у неё глаза вот-вот, кажется, выскочат из орбит. Мы дома лежим в темноте уже с 12 июля 2013 года. Если есть у нас в Беларуси хоть что-нибудь подобное, где бы могли оказать нам помощь, очень прошу – примите нас».

За границей уже существуют центры для пациентов с минимальной степенью сознания. Этот вариант выхода из комы учёные открыли только в начале XXI века. То есть человек находится в вегетативном состоянии, но исследования показывают, что проблески сознания у него всё-таки есть. А значит, с ним можно и нужно работать. Уловить эти признаки минимального сознания очень сложно – прежде всего, это требует регулярных обследований с помощью МРТ и ПЭТ. Ведь даже за время транспортировки пациента из отделения в отделение признаки могут пропасть. В Кембридже для этого даже придумали портативный аппарат МРТ.

Вечер. Пешеходный переход. Водитель спортивного BMW так и не смог объяснить толком, почему тогда не успел затормозить. Алёна оказывается под колёсами. «Скорая», реанимация, открытая черепно-мозговая травма и кома. Врачи скажут – чудо, что она вообще осталась жива. Около восьми месяцев мама с 23-летней дочерью провели в больницах. Сейчас, когда прошло больше года, у Алены, как и у Ольги Сукоры, персистирующее, то есть постоянное, вегетативное состояние.

Сейчас Андрей Смаль жалеет, что в семейном архиве так мало видео дочери. Говорит, знал бы, что случится такое, снимал бы на камеру каждую минуту её жизни. Сейчас же он не отходит от «Скайпа». Так он связывается с женой, которая вместе с Алёной сейчас находится в реабилитационной клинике Германии. Деньги на лечение девушки собирали всей страной.

Андрей Смаль, отец Алены Смаль: «Мы только легли, приехали – они прибежали сразу с какими-то линейками, начали мерить углы, как рука разгибается, как нога. Полдня, наверное, только ходили и обмеряли, в какую сторону что крутится, как крутится и чем заниматься. Интересно, по-другому. У них своя методика, она годами выработанная. Там огромный реабилитационный центр».

Родители Алёны надеются, может быть, второе полушарие мозга Алены возьмёт на себя функции первого, и добавляют: дело ведь не в том, что у нас врачи плохие. Просто там, где они развели руками, немецкие согласились помочь.

Андрей Смаль, отец Алёны Смаль: «У нас просто есть что терять, и так оставлять, бросать на произвол судьбы. Да, мы хотим попробовать все варианты, которые есть. Чистая советь, по крайней мере, что мы сделали всё, что могли сделать…»

Сергей Лихачёв, главный невролог Минздрава Беларуси: «На сегодня в неврологии и нейрохирургии мы имеем всё, по большому счёту, что имеется за рубежом. Вот вы упомянули о том, что дочку везут на лечение в Германию. Допустим, как главный специалист я бы никогда этого не разрешил. Потому что я не знаю, что соберутся делать ребёнку, больному пациенту, в Германии. Ведь пребывание в немецкой клинике – это ещё не панацея ни от чего…»

Анатолий Соловьёв, заведующий отделением Республиканской больницы медицинской реабилитации: «Опыта работы с пациентами в вегетативном состоянии у нас нет, потому что нет перспективы реабилитационной для таких больных. Хроническое вегетативное состояние, к сожалению, имеет и неблагоприятный прогноз для жизни пациента, потому что, как правило, присоединяются к ним в таком состоянии инфекции, которые отбирают у них жизнь».

Клиники за границей – панацея или способ заработать? В Беларуси нет точных статистических данных о том, сколько людей находятся в коме и сколько потом переходят в вегетативное состояние. Известно, что в Соединённых Штатах таких – около 15 тысяч человек в год. У нас такие люди есть практически в каждой реанимации. И могут ли здесь помочь деньги – вопрос чисто субъективный. В середине января в больнице скончался экс-премьер Израиля Ариэль Шарон. 8 лет он пролежал в состоянии комы. Мог узнавать близких и знаками отвечать «да» или «нет». Но на этом всё. Врачи констатировали его состояние как низкий уровень сознания. Помочь премьеру не смог никто. Он угасал долгие годы в окружении близких. Сейчас пытаются спасти известного гонщика «Формулы-1» Михаэля Шумахера. Он получил черепно-мозговую травму, катаясь на лыжах. И вот уже 3 месяца находится в искусственной коме. Недавно стало известно, что проблески сознания у него всё-таки наблюдаются. Но утверждать, придёт ли в себя Шумахер, когда это может случиться и кем он проснётся, сейчас не может ни один врач в мире…

Нейропсихолог, массажист, таблетки – всё это очень дорого, но очень необходимо человеку, который вышел из состояния комы. Так же, как и реабилитация. Случиться такое может с каждым. Ну, а если ты спортсмен и защищаешь честь страны на Олимпиадах? В течение месяца мы обсуждали возможность интервью с отцом фристайлиста Дмитрия Рака. В 2006 году на этапе Кубка мира в Китае Дима получил тяжёлую травму и впал в кому. Вот уже почти восемь лет родители занимаются его реабилитацией. И говорят: системной поддержки мы так и не увидели. Отец Димы от интервью в итоге отказался. Поэтому историю своего друга нам рассказал Антон Кушнир.

Всё случилось мгновенно, прыжок, удар о колено подбородком. Дмитрий успел подняться по канатке к тренеру и обмяк.

Антон Кушнир, олимпийский чемпион по фристайлу: «Привезли его в клинику в Китае, там, как вы знаете, в том месте, где это было, антисанитария. Он лежал в коме, осложнения за осложнением пошли, желудок, отравление и прочее. Воспаление, по-моему, лёгких… Остался доктор, который на тот момент работал с нашей командой, всё это время он был при Диме, по-моему около трёх месяцев».

Спустя 3 месяца фристайлиста транспортировали в Беларусь. Дмитрий уже пришёл в себя, но ни передвигаться, ни говорить он не может. Нужна серьёзная реабилитация.

Сергей Лихачёв, главный невролог Минздрава Беларуси: «Были привлечены лучшие силы, и всё, что можно было сделать и по положению, и по совести, и по сердцу, всё было сделано. Ну что ж, вот такая жизнь... Ведь человек, который занимается экстремальным видом спорта, в принципе, в глубине души он знает, что может получиться не очень хорошо».

Золотой олимпийский медалист прекрасно знает, каким спортом занимается. Но говорит, хотелось бы чувствовать себя увереннее…

Антон Кушнир, олимпийский чемпион по фристайлу: «Я надеюсь, что в будущем какую-то программу создадут, потому что на месте Дмитрия мог бы быть любой другой, в том числе и я. Это слава Богу, что Димины родители живы и мама на пенсии – может уделить всё своё свободное время сутками; и отец, и сестра у него есть. И они все сплочённо ему помогают. А если бы не было родителей? Кто бы занимался этим? Я вот не знаю, и это очень болезненно. Не скрою, что государство в стороне не осталось. Да, оно помогало и в тот момент, и после, и сейчас, но хотелось бы, чтобы помощь была более существенной, и квалифицированной, и постоянной».

За деньги Национального олимпийского комитета Дмитрий побывал на реабилитации в Москве, сейчас, как только бумаги будут подписаны, он отправится в Германию. Но уже совсем другим человеком. Долгие годы с фристайлистом работали специалисты реабилитационного центра в Аксаковщине. Вот Дмитрий на фото в бассейне с методистом по лечебной физкультуре. В очередной раз он выписался отсюда буквально пару недель назад. Из оставшихся проблем – когнитивные функции. У Дмитрия есть проблемы с оперативной памятью.

Анатолий Соловьёв, заведующий отделением Республиканской больницы медицинской реабилитации: «Вся та этапность работы позволила практически восстановить его двигательные возможности, у него восстановились речевые нарушения, что касается когнитивных, да, они сохраняются, но они у него имеют положительную динамику».

В центре медицинской реабилитации есть самое современное оборудование. И белорусы могут находиться здесь абсолютно бесплатно. Есть, правда, одно существенное «но». Все пациенты поступают сюда уже при восстановленном сознании и с мотивацией к выздоровлению. Людей в вегетативном состоянии здесь нет. Центр для них по приблизительным оценкам обойдётся примерно в 3,5 миллиона долларов.

Сергей Лихачёв, главный невролог Минздрава Беларуси: «У нас на сегодняшний момент в Беларуси по этому поводу Минздравом работа проводится, это один из вариантов паллиативной помощи, безусловно, у нас ещё нет того, чего бы мы хотели, но здесь надо понимать и другое: мы можем ведь потребовать невозможного. Ну как у нормальной хозяйки в кармане есть определённое количество денег и есть план, как их потратить…»

3,5 миллиона долларов… Согласитесь, не слишком высокая цена за чистую совесть общества. Например, что мешает нам и россиянам объединиться и спасать – хотя бы от боли – нуждающихся в этом людей? Пусть даже тех, у кого шанс выжить один на тысячу? Вопрос гуманитарный. Ведь пока решение об организации такого паллиативного центра если и есть даже только в головах, но не на бумаге, мать Ольги Сукоры по-прежнему будет молиться. Надеяться. И собирать деньги на лечение в зарубежной клинике. Ведь кома может забрать нормальную жизнь. Но не может забрать надежду.

В «Беларусбанке» родственники Ольги открыли счёт «До востребования». Если вы хотите помочь семье Сукора, вы можете пожертвовать деньги на счёт: ФИЛИАЛ N529 БЕЛСВЯЗЬ, ОАО «БЕЛАРУСБАНК» АСБ 01002399 1 – до востребования.

Для юр. лиц: ОАО «АСБ "Беларусбанк"» ФИЛИАЛ N529 БЕЛСВЯЗЬ, код банка 720, УНП 100348175, р/с 3819382100776 (в назначении платежа указать счёт 01002399 1 – до востребования и имя получателя-владельца счёта). Счёт открыт на имя Костян Татьяны Михайловны (это сестра Ольги).

Деньги также можно перевести на карточку «Беларусбанка»: ББ 9112 0000 0640 6256 до 10/14.

Открыт счет на EasyPay: 52224484.

Также матери и сестре Ольги необходима консультативная и организационная помощь. Это касается и поиска клиники за рубежом, и перевода с иностранных языков.

Подписывайтесь на нас в Telegram