Александр Сергеевич Пушкин русский язык любил во всех его проявлениях… Нецензурные выражения: они, кстати, и запоминаются быстрее, и на языке у некоторых звучат гораздо чаще, чем стихи. И вроде обидно, но вполне себе литературно, а порой и обычное слово похуже любого оскорбления. Мы попытались понять, где грань между хамством и правонарушением? И почему обидчиков так сложно наказать?
От их неброских жилетов трепещут безбилетники. Подъезжает автобус – начинается дозор. Пока одни примерно расчехляют проездные, другие не скрывают ни досады, ни эмоций… Бывает и не такое! Контролером Галина Гринкевич работает 12 лет. Писать бы мемуары – на память приходят лишь эпитеты. Но то, что сказано в автобусе – обычно там и остается. Обиду спускают на тормоза и редко доводят до конечной.
Евгения Потапова, юрист:
«Назвала свою соседку собакой и подлой змеей, и как минимум до суда дело дошло».
И таких примеров из практики – достаточно. Термин «оскорбление» закреплен сразу в двух кодексах: Административном и Уголовном. Четкая формулировка: «умышленное унижение чести и достоинства, выраженное в неприличной форме». Причиной иска может стать не только нецензурная лексика. Ответить можно и за «овцу». Но это неточно. «Мне только спросить» – не про картотеку. Сюда идут с конкретной целью. Вот она! На полках – более 40 тысяч карт. На поиск одной – около минуты. Работа кипит, но пациенты порой закипают быстрее.
Лариса Ашуйко, старшая медсестра-регистратор 1-й поликлиники Центрального района г. Минска:
«Чего ты не поворачиваешься, корова?». Корова даже! Некоторые же у нас полные люди, женщины… И это тоже оскорбительно звучит».
Слегка смущаясь, Лариса Васильевна поправляет, любителей погорячится не много: район интеллигентный. Тотчас к беседе подключается коллега: специфику понимают не все.
Светлана Шевчик, медсестра-регистратор 1-й поликлиники Центрального района г. Минска:
«Но это же карточки, поликлиника. С карточками же работают, у нас сразу «Потеряли!». Матом могут обозвать, не стесняясь в выражениях… Есть такие граждане! Ну, вот меня лично «из автомата расстреливали», на что я говорила, обратите внимание: вас пишет видеокамера».
Видео, аудио, скриншот... Все это может стать доказательством! Большинство оскорблений – вербальные. Видео лидирует в дорожных войнах, а запись диктофона очень любят использовать бывшие супруги. Дела, в которых речь об оскорблениях, на практике одни из самых громких. Буквально. За двери процесс, конечно, не выходит, но в зале бывает шумно. Да и судейский молоток на таких заседаниях стучит чаще обычного.
Диана Герасимова:
«У меня есть подруга Леночка. Она вышла замуж, родила ребенка. И вот однажды муж пришел домой, сказал: «Лен, я от тебя ухожу, потому что нашел себе девушку Аньку из Пружан». Я человек миролюбивый, но её боль мне близка, мой же тоже не приходит к сыну, хотя живет в соседнем доме».
Поддержать близкую подругу Диана решила, хлестко ответив разлучнице. Нелестные комментарии ушли в сеть. А после – ей позвонили. Вызвали в суд.
Диана Герасимова:
«На неё писала: «Такая-растакая, на твоем носу десятеро повеситься могут». Прости меня, Господи, но это, правда, нос там длинный, объективно. На суде был полный сюр! И меня оправдали!».
Сложись все иначе, грозил бы штраф. За оскорбление – 20 базовых – а это 510 рублей. Привлечь обидчика в интернете проще: де-юре есть факт распространения. Разлетается информация очень быстро, а вот источник нередко обезличен.
Андрей Ковалёв, начальник управления по раскрытию преступлений в сфере высоких технологий ГУВД Мингорисполкома:
«Вообще в сети сложно отследить независимо Telegram, WhatsApp, какие-либо другие мессенджеры, каналы. Это большая техническая, аналитическая работа. Сложно, но возможно».
Большой толковый, академический… Но разбирая оскорбление, одним наследием Даля не обойтись. На столе – антология жаргона, сленга и брани. В работе эксперта – до пяти словарей. Одновременно. Крепких выражений выпускник филфака не приемлет, но в деле они неизбежны. Артем Кононенко занимается лингвистической экспертизой. То есть отвечает, имеет ли место негативная оценка. Анализ невозможен без контекста. Важно понимать «что? где? кому? и как?» кто сказал. Например, брань может оказаться просто междометием, а литературное – вполне потянуть на оскорбление.
Артём Кононенко, государственный судебный эксперт отдела фоносокопии Центрального аппарата Государственного комитета судебных экспертиз Беларуси:
«Когда две подружки или два друга называют друг друга «дурак», естественно, это оскорблением не будет. Если в суде председательствующего по делу назовете «дураком», то здесь уже может усматриваться состав преступления – оскорбление судьи».
В прошлом году под суд в Беларуси попали почти 16 000 оскорбителей. Большинство дел было прекращено – стороны часто приходят к примирению. А вот по аналогичной статье, но уже Уголовного кодекса – осуждены 47 человек.
Дмитрий Улога, судья Верховного суда Беларуси:
«С 19 июля 2019 года статья 189 УК будет действовать в новой редакции. За повторное оскорбление в течение года будут привлекать к административной ответственности, и появляется уголовная ответственность за распространение информации в сети Интернет».
Оскорбление – вещь опасная. «Лишнее» слово может стоит репутации и даже миллионов. Известный дизайнер Стефано Габбано едва не лишился бизнеса, нелестно отозвавшись о внешности Селены Гомес. Примеров много. Публичные люди на виду и нередко становятся объектом не совсем конструктивной критики. У Алены Ланской – иммунитет. Закалило «Евровидение».
Алёна Ланская, заслуженная артистка Беларуси:
«Я все-таки настроена на позитив, я снисходительно отношусь к тем, кто так высказывается негативно. Это исключительно его проблема. Не моя проблема, и зачем я буду на себя это навешивать?».
Переход на личности почти всегда переходит черту. Не только речевой – правовой культуры. Кого-то слово бьет по живому, кого-то – по карману. Осадок остается, пусть и до суда доходит не всегда.
Подписывайтесь на нас в Telegram